и не смог помешать намеченным планам.

Но что от меня хотят скрыть?

Какие, мать его, «грандиозные планы» я могу расстроить, и зачем мне это делать?

Второй сюрприз я нашёл в своих личных ящиках – полностью пустые, они хранили в себе лишь зияющую торичеллиеву пустоту. Ничего, кроме одного очень интересного предмета: ключи от моей будущей квартиры. Сомнений не было, это именно те самые ключи, от той самой квартиры. Они одиноко покоились прямо в верхнем ящике, всем своим видом крича «возьми нас». В прошлый раз мы с Анькой переехали в мои двадцать восемь лет, а сейчас я уже купил эту квартиру. Почему тогда мы до сих пор сидим на съёмной?

Есть лишь один способ это выяснить – съездить в свою бывшую-будущую квартиру. Есть шанс, что ключи это первый пункт назначения в «казаках-разбойниках», подстроенными моим «секонд-эго». Стиснув заветные железяки в кулаке и выключив рабочий компьютер, кидаю прощальный взмах Леночке, и захожу к ожидающему меня Павлу Викторовичу.

– Ого, я и не думал, что ты и вправду зайдёшь, – довольно искренне удивился мой начальник. – Ну как успехи с новым партнёром?

Чтоб меня в вакуум засосало, да откуда же я знаю?!

– Работаю над этим, – говорю как можно небрежней, дабы не вызвать подозрений, что я абсолютно не понимаю, о чём идёт речь. – Мне нужно ещё немного времени.

– Понимаю-понимаю, французы они такие. Нужно учесть каждую деталь. У тебя уже есть первичный анализ?

– Да, ещё немного и можно будет вести переговоры.

– Отлично! – хлопнув по столу от переизбытка ликования, «упырь» встал протягивая мне руку. – Тогда не смею задерживать. Вперёд к новым свершениям!

Вот и весь разговор. Обменявшись рукопожатием, я откланиваюсь и степенно покидаю офис. Павлович попал в мой настрой со снайперской точностью – вперёд к новым свершениям! Пережив сорокаминутную поездку в Московской давке (откуда берётся столько людей в разгар рабочего дня?), моё маленькое путешествие заканчивается в назначенном месте.

Квартира встретила гостящего хозяина голыми стенами, с полным отсутствием мебели и какой-либо подобающей отделки помещения. Даже лестница на второй этаж была больше номинальной, чем практической. Ровным счётом ничего, кроме двух унылых табуретов ждущих чего-то (или кого-то?) у большого окна в холле. На одном из них стояла бутылка виски, которая своей ценой приближалась к буржуйской машине, на другом три цветные фотографии.

– Уютно! – разговаривая с самим собой, встаю у того самого окна, по-хозяйски запихнув руки в карманы. – Чего же ты хочешь этим добиться? Зачем тебе пустая квартира? Для чего выдвигать продажи стройматериалов на международный рынок? И обучаться стольким вещам за короткий срок? На кой следить так пристально за своим здоровьем? Неужели всё это из-за Mobeonsa? Так до неё можно дойти и более лёгкими путями. Нет, тут что-то другое, глобальнее. Какую цель ты преследуешь?

Эта квартира оказалась безвкусной метафорой на мою теперешнюю жизнь – всё это принадлежит мне, но я тут чужой и всё что окружает меня, это зияющая пустота. Хозяин чужого воздуха.

– Добрый день, – в холл вошёл мужчина в футболке и джинсах, убирая в карман второй комплект ключей от квартиры. Ни худой, но и не толстый, он моментально удостоился от меня прозвища «сухой человек». В нём высохло буквально всё: рельеф не очень больших, но довольно-таки впечатляющих мышц был словно высечен из камня до мельчайших подробностей; волосы небольшим ёжиком высохли серенькой сединкой; лицо и глаза из-за прожитых лет совсем выцвели и избавились от любых эмоций, которые они могли выражать. – Хорошее место для встречи. Без свидетелей, без фальшивого «шпионажа». Светло и спокойно. Люблю такой подход.

– Да, пожалуйста, – вот я и попался на крючок своей шизофрении. Ключи оказались уловкой, чтобы "мы" приехали на встречу с этим странным господином. Гад поставил на моё любопытство, оставив в ящиках только ключи, и не прогадал. Ну ничего, сейчас я выясню у «сухого человека», что мне от него нужно, и тем самым отыграюсь. – Виски?

– Спасибо, не откажусь, – взяв бутылку, он смачно булькнул целый глоток прямо из горла даже не поморщившись, и с выдохом удовлетворения протянул её мне. – Это объекты?

Какие объекты? Ага, ясно, это он про фотокарточки.

– Они самые.

Отказавшись от шотландского «нектара», беру фотографии и внимательно их просматриваю. На каждом снимке было изображено по одному молодому мужчине, а на обратной стороне подписаны имена и некое уточнение: «Аврей Агустин. Через год. 28 июля.», «Бегсон Анри. Через два года. 28 июля.» и «Лейбиц Гофрид. Через пять лет. 28 июля.». Просмотрев фотокарточки, протягиваю их «сухому человеку».

– Довольно странный заказ, – задумчиво улыбнулся он. – Никогда не брал работу в рассрочку, да ещё с такими уточнениями. Двадцать восьмое июля – символично, даже немного поэтично. Гаврила Принципа из меня делаете?

Да он же киллер! Дожили – я заказываю убийство людей, не имея ни малейшего понятия, зачем мне это надо и кто они такие. Нет, это уже ни в какие ворота, пора кончать с этим временным шизофреническим ребусом.

– Насколько я понимаю, даты принципиальны? – спрашивает мой гость.

– Я очень сожалею, но в виду новых обстоятельств, я бы хотел…

– Ой, простите-простите! – беспардонно перебил меня киллер (или посредник?), вынимая памятую бумажку из заднего кармана джинсов. – Совсем забыл о вашей просьбе. Извините, что без выражения… В общем, как смогу…

– Не понял?

Не обращая никакого внимания на моё смятение, он развернул бумажку и откашлявшись в кулак, начал старательно выводить стихотворные рифмы, отчаянно запинаясь и делая непростительные паузы:

И вот вся жизнь! Круженье, пенье,

Моря, пустыни, города,

Мелькающее отраженье

Потерянного навсегда.

Бушует пламя, трубят трубы,

И кони рыжие летят,

Потом волнующие губы

О счастье, кажется, твердят.

И вот опять восторг и горе,

Опять, как прежде, как всегда,

Седою гривой машет море,

Встают пустыни, города.

Когда же, наконец, восставши

От сна, я буду снова я, —

Простой индиец, задремавший

В священный вечер у ручья?

– Что за ху… – только я думал отмахнуться от абсурдного перфоманса, где убийца пытается прочитать стихи Гумилёва о бессмертии, как невидимый молоток наградил мою голову сильнейшим ударом, а свет начал таять как туман. Продержавшись ещё мгновение на ногах, я начал падать в какой-то тёмный водоворот, прихватывая с собой чувство собственного сознания.

Ну, ёлки-палки, опять обморок!

Мрак беспамятства отпустил меня довольно легко, быстро переключая всё моё естество обратно в активный режим. По привычке, первым пришло чувство собственного «я», затем дыхание и ощущения окружающих звуков,